|
|
|
|
|
В десятом классе у нас поменялся преподаватель по литературе. Прежняя учительница, которую все очень любили, и к которой успели сильно привыкнуть за те несколько лет, что мы провели вместе, перешла в другую школу.
Новый преподаватель вызвал в нас смешанные чувства. С одной стороны, хотелось показать, что мы не самые послушные и легкие дети, немного «побунтовать», проверить нового учителя, но с другой хотелось, конечно, чтобы между нами установились нормальные отношения.
Анселина Зеликовна, так звали нашу учительницу – крохотную, с птичьим лицом женщину, которой, чтобы дотянуться до верха доски, приходилось вставать на стул, - сразу показала, кто в классе хозяин. И им оказались вовсе не мы, что сильно всех расстроило. Уроки проходили напряженно: мы не имели права не то, что перешептываться, мы практически не должны были переглядываться и шевелиться. Тем ни менее, проработав в школе немалое количество времени, она постоянно сожалела о тех временах, когда уроки прерывались на физические разминки.
Первая половина занятия уходила на то, чтобы в подробностях пересказать прочитанное, а вторая – на то, чтобы записать ее собственные мысли по поводу произведения. На выслушивание наших идей и мнений не оставалось времени, да и похоже она считала это бесполезным занятием. Мы же не привыкли просто записывать практически готовое сочинение под диктовку, нам нравилось обсуждать, спорить, самим искать правильные ответы, делать выводы.
Конечно, стоит заметить, что не все были недовольны – некоторым нравилось пользоваться готовыми мыслями при написании работы по какому – либо произведению. И все же - если в сочинении встречалась подозрительно индивидуальная мысль ученика, то она котировалась как нелепая, а на уроке при объявлении оценок звучал обескураживающий комментарий: «Ну вот, Вова опять такую фигню написал!!». При этом нам было очень странно слышать подобные слова от преподавателя русского языка и литературы, не говоря уже о том, как было обидно их слышать Вове, и что на уроки после таких слов ходить не хотелось.
Уже через месяц мы почти перестали сопротивляться, потому что все попытки пресекались с особой жестокостью. Комментарии мы пропускали мимо ушей, да их с каждым разом становилось меньше, так как мы не шумели, не писали собственных мыслей, не работали на уроках в полном смысле этого слова, но просто пересказывали прочитанное, часто по краткому содержанию, произведение, переписывали надиктованное.
Однажды, мы стали рассаживаться в классе и не могли не заметить, что у Анселины Зеликовны посетитель, точнее посетительница – мама кого-то из учеников. Не обратить внимание на их разговор было крайне сложно, потому что то и дело слышались громкие восклицание («Да что Вы!!», «Что вы говорите!!»).
Через пару минут после звонка, когда наш преподаватель, уже громко и внятно, попросила посетительницу покинуть класс, чтобы она могла начать урок, мама грозно выкрикнула, что класс-то покинет, но сейчас же пойдет жаловаться директору на то, что преподаватель унижает учеников, обзывает их, чуть ли дышать не дает на уроках.
После этой небольшой речи, произнесенной при всем классе, между преподавателем и родителем началась перепалка, они осыпали друг друга не лучшими словами, а многие из ребят, почувствовав обескураженность учителя, поддакивали маме.
После того, как мама все же выбежала из класса, хлопнув дверью, Анселина Зеликовна, взволнованно окинув взглядом класс, вдруг стала нас спрашивать, действительно ли мы недовольны ее уроками, что нас не устраивает. А класс словно прорвало – все хотели высказаться. Хотя, конечно, на все наши замечания находились ответы, и после этого памятного урока ничего в проведении занятий не изменилось. На нас же всех это происшествие произвело сильное впечатление и обсуждалось еще целый месяц всеми старшими классами.
Начиная анализировать описанную ситуацию, надо заметить, что ни учитель, ни родитель не вели себя корректно, а Анселина Зеликовна потеряла очень много в наших глазах. Если раньше ее уважали, поскольку боялись, то теперь все почувствовали, что и она не железная, что ее можно взволновать, вывести из себя.
Мне же кажется, что она потеряла контроль над ситуацией из-за того, что не ожидала такого напора со стороны мамы. Анселина Зеликовна, будучи учителем старой закалки, не привыкла, чтобы в процесс обучения вмешивались родители, по крайней мере, критиковали ее работу. Об этом, кстати, она как-то вскользь сама заметила.
Для встречи родителей и учителей существуют дни открытых дверей и родительские собрания, кроме того, учитель может вызвать в школу кого-то из родителей, если недоволен работой ученика, но чтобы мама или папа являлись в класс и начинали жаловаться...
Свою роль сыграло еще и грубое поведение посетительницы. Мы не слышали самого разговора, но думаю, что он с самого начала шел на повышенных тонах. Мне кажется, что мама пришла именно с настроем обвинить, запугать директором, повздорить, потому что ее любимого ребенка обидели, но не разобраться, не поговорить, не обсудить сложившееся положение дел. Никакому учителю не понравилось бы невежливое обращение и голословное обвинение, тем более же такому преподавателю, как наш, которая всегда считала, что учитель заслуживает практически поклонения со стороны родителей и учеников уже самим фактом преподавания, опыта работы в школе и обладания определенными педагогическими знаниями. Получается, что в данной ситуации вряд ли между родителем и педагогом мог произойти конструктивный диалог.
Что касается поведения класса, то мы почувствовали свободу, какое – то ослабление власти и контроля. Нам сразу же захотелось высказать все, что мы пытались сказать раньше и, в принципе, говорили, но просто не были услышаны. На описанном же мною уроке, преподаватель был уязвлен обвинением в некомпетентности, ему хотелось услышать подтверждение словам мамы или опровержение непосредственно от учеников.
Сейчас, вспоминая этот случай, мне кажется, что, если бы возникла подобная ситуация вновь, то наш преподаватель повела себя точно таким же образом, а если бы недовольный родитель оказался из робкого десятка, то она просто «задавила» бы его уверениями в своей правоте и в тупости ребенка.
На мой взгляд, чтобы таких ситуаций не возникало, учитель, конечно, должен всегда следить за тем, что и как он говорит в классе о каждом из детей.
Мне представляются недопустимыми слова «фигня», «дурак» при личном обращении к ребенку, тем более ужасно они звучат в устах учителя русского языка и литературы, на речь которого должны ориентироваться ученики.
Неприятно и больно слышать подобные слова не только ребенку, но и его родителям. Такое обращение провоцирует ситуации, похожие на описанную мной.
Кроме того, расстроенный обращением учителя, родитель, вернувшись домой, может сказать сыну или дочери, чтобы они больше никогда не принимали всерьез преподавателя, а так как слова мамы и папы значат для ребенка очень много, он так и сделает.
Учитель должен всегда быть готов к общению с родителями своих учеников, оно, на мой взгляд, необходимо и не должно ограничиваться рамками собраний.
При этом преподавателю необходимо быть настроенным на сотрудничество, на совместное решение возникающих проблем. Если все же, по вине кого-то из родителей или непосредственно учителя, разговор переходит в выяснение отношений, чего допускать нельзя, то это ни в коем случае не должно происходить на глазах детей, иначе авторитет учителя будет невозвратно потерян, как это и произошло в нашем случае.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|